«Прекрасное воскресенье для пикника»
01 января 2012 г.
После произведений Теннесси Уильямса всегда остается одинаковое ощущение - как будто ты в белоснежных носках много часов бродил по топкому берегу реки, да еще под звуки скрипки, на которой вместо струн натянута рыболовная леска. Перепачкался, пал духом, дороги назад найти не можешь. Спектакль «Прекрасное воскресенье для пикника» такой и есть - вязкий, сыпучий, утомительный для восприятия, безысходный с первого до последнего мгновения, надломленно красивый. Кое-что изображено и вовсе с кинематографической точностью - условную сцену от зрителей отделяет узкая полоска песка, в которой тонут газетные статьи, а после и сами герои, поднимающие под занавес настоящую песчаную бурю. Зрители прикрывают лица носовыми платками и деликатно покашливают - они встревожены и напряжены.
Премьера спектакля состоялась в Театре драмы им. Пушкина почти десять лет назад. Десять лет самоуверенная мещанка Боди поджаривает цыплят для пикника на озере Крэв Кер и бесхитростно мечтает, как женит своего брата на своей подруге, и какие у них чудесные будут дети. Десять лет ее подруга и соседка по квартире Дотти с отчаянием ждет телефонного звонка от беспечного соблазнителя и строит трогательные воздушные замки. Все это время с пугающей регулярностью в гости к ним наведываются сумасшедшая Софи Глюк, которая лишилась матери и теперь боится оставаться одна, и одинокая старая дева Элина. Эта - натуральный вампир, ей нужна свежая кровь, она чахнет в обществе других таких же старых дев и потому намерена увезти Дотти отсюда раз и навсегда.
У спектакля очень сложная декорация, которая напоминает один из этих странных советских мультфильмов, нынче именуемых «психоделическими» - это внутренности некого выброшенного на берег баркаса, с лязгающими металлическими дверями, перегородками в виде рыболовных сетей, унылой кухонькой и чучелом чайки под потолком. Здесь много элементов, которые создают антураж, но при этом осмысленно используются только раз - например, чудесный полуистлевший пудель на стене. Ты невольно начинаешь искать какие-то смутные смыслы во всех этих предметах, и в итоге находишь, потому что смутные смыслы есть во всем - и это дополнительно (оправданно ли?) отягощает постановку.
В таком интерьере под запах жареных цыплят (а их действительно жарят на протяжении первого акта) медленно и тягуче развивается традиционный для Уильямса конфликт различных восприятий мира, которые герои насильно примеряют другу к другу. Момент психологического насилия, осуществляемого грубой сильной личностью над чувствительно слабой, для драматурга очень важен. Собственно, Уильямс решает в этой пьесе одну из своих излюбленных задач - пытается методом пасхальных яиц отыскать счастье на изломе различных человеческих психотипов. Другое дело, что в столкновении мечтателей с обывателями и циниками крошатся обычно первые.
Четыре героини спектакля легко укладываются в четыре темперамента, но дух нервозности парит над всеми, и даже флегматичная Боди (в восхитительном исполнении Тамары Семичевой) в какой-то момент срывается. Женская истерика в течение двух часов катится по сцене волнами, то затихая, то обостряясь, но не угасая ни на минуту. Если вы не любитель женских нервов, надрывных просьб полушепотом и трагических взглядов в пустоту сквозь слезы, то будьте готовы, что к антракту искренне возненавидите каждую из них. Все они одинаково неприятны, но - именно потому что они естественны в своих чувствах. Оттого неприязнь зрителя - тоже своего рода насилие, реакция сильного на чувства слабого. Увы, мы играем по правилам старины Уильямса. Усложняет картину то, что эти одинокие несчастные женщины живут в одной точке пространства, но в разное время - собственно момент несчастья для Софи в трагическом прошлом, для Элины - в одиноком настоящем, для Боди, у которой нет и не будет собственных детей, - в неясном будущем. И только Дотти вне времени, она в ожидании звонка как нерожденная Вселенная в ожидании Большого взрыва. Неудивительно, что именно на нее проецируют свое видение мира остальные, что именно ей суждено, неминуемо сломавшись, принять чью-то точку зрения.
Автор сталкивает персонажей в эмоциональных противостояниях, а режиссер, усугубляя этот эффект, сталкивает их еще и физически - действие регулярно перетекает в молчаливые хореографические этюды, в которых героини часто и много соприкасаются друг с другом. Режиссером-постановщиком спектакля выступил Владимир Гурфинкель - фигура в российской драматургии крупная. К сожалению, невозможно сейчас рассуждать о том, каким был спектакль в начале своей истории, но совершенно очевидно, что основной посыл автора был развит во вполне конкретном направлении. Погоня за чудесной мечтой очевидным образом достойнее, нежели чем спокойная серая жизнь.
Нечто страшное кроется в неотвратимости обывательского счастья, которое, благодушно осклабясь, поджидает главную героиню там, за пыльным бураном, на озере Крэв Кер, в образе толстого, неумного «достойного человека» Бади. Мы понимаем, что соблазнитель Ральф, который не позвонит, и старая дева с ее квартирой и смутными, откровенно сексуальными мотивами - это однозначное зло. Но добра-то нет.
И носки теперь безнадежно серые. Евгений Мельников, Красноярский
Назад к списку статей |
