«Вий» в драматическом театре им. А. С. Пушкина»
26 марта 2013 г.
Забудьте про київського семінариста Хому та його пильнування над тілом покійної панночки! Літературним першоджерелом для нового спектаклю Олега Рибкіна послужила п’єса малоросійського драматурга Наталії Ворожбит — розвеселий містичний детектив-перевертень про халепи іноземців в українській глибинці, під полотняної шкурою якого ховається несподівано меланхолійне роздуми про те, як це — ходити в чужий монастир зі своїм статутом.
Некая девица с Полтавщины приглашает на свою свадьбу двух приятелей из ленты «Фейсбука», французских студентов-философов Лукаса (Сергей Даниленко) и Дамиана (Максим Сарпов). Сельская глубинка, наряженная в узорчатые рубахи и прихлебывающая мутноватую горилку из высокой бутыли, встречает гостей так, как и полагается — пьяными застольями, отставной десантурой, любвеобильными селяночками и разухабистым фольклором. Здесь за убийство неверной подруги можно откупиться от властей мотоциклом, здесь древние старухи после пары стаканов превращаются в писаных красавиц, здесь деревенский участковый в костюме Верки-Сердючки пляшет на праздничном столе, а соловьи поют так сладко, что поневоле причудится всякое...
А еще здесь все бабы — ведьмы; говорят, что невеста водит дружбу с нечистой силой, по ночам вселяется в тела местных девиц и заставляет тех грешить с приезжими молодцами. Правда это али вымысел — с первого раза не разберешь: действительно ли обуянный страхом французик ненароком зашиб полуницу или же все, что происходит — только дурацкий розыгрыш? Этих местных салом не корми, дай только обмануть чужаков; может, оттого так и стращают они гостей своими страшными сказочками о чертях да депутатах, превратившихся в баннер? Оригинальная пьеса, складывая воедино логику и мистику, внятного ответа на вопрос «что это было?» не дает. Рыбкин на этот счет имеет свое мнение — неспроста летучие мыши и оводы, вьющиеся над головами приезжих, прикреплены к длинным удочкам, которыми орудуют вчерашние собутыльники; эти же люди старательно изображают нечистую силу во время отпевания, а в повадках могучего и страшного деда Евтуха, маячащего где-то на горизонте, угадываются черты того самого, с веками до земли. Однако слов из песни не выкинешь — завершается спектакль чтением заупокойной молитвы посредством Скайпа и вроде бы стопроцентной чертовщиной. Все-таки, что это было?
Соловьи, тем временем, все заливаются: артисты напевают «Ой, у гаю, при Дунаю» под сенью высоченного деревянного журавля, и сквозь увешанный рушниками плетень (текст пьесы сам похож на такой плетень: поскрипывающий, кое-где неряшливый, но крайне забавный) в постановку пробирается настоящая лирика. Иррациональная грусть, иногда сменяющая общее веселье и оттого очень славянская по своей сути, внезапно оживляет пеструю картинку; эти чубастые хлопцы, усачи в мотоциклетных шлемах и парни в тельняшках, рвущие струны на старенькой гитаре, при всей своей комичности кажутся абсолютно достоверными, тогда как серьезные и натужно улыбающиеся французы — лишними, инородными, ненастоящими.
«Не нужно было тебе есть их еду и пить их водку!», — в сердцах бросает герой Даниленко своему товарищу, который в какой-то момент забыл о правилах поведения в стране эльфов и постепенно слился с местным «пейзажем». Сам он ни под кого подстраиваться не собирается, однако его ожесточенное сопротивление вскрывает неочевидный, но подлинно драматический подтекст всей этой нелепой истории. Брат Лукаса некогда стал жертвой какого-то арабского мигранта; «убив» сладострастную, но, в общем-то, безобидную ведьмочку, француз сам оказался в роли чужака, слепое упрямство которого неизбежно приносит смерть и разрушение в туземный уклад.
Впрочем, вы вольны не вдаваться в философию, проигнорировать все режиссерские намеки, выбрать финал мистический и воспринимать происходящее как красивую старую сказку на новый лад. Смеяться во время просмотра «Вия» хочется постоянно, чему способствует россыпь колоритных, ярких актерских работ — без преувеличения, запоминается каждый эпизодический персонаж, не говоря уже о студентах, отчаянно картавящей Дреньке (Мария Алексеева) или мечте любого нетрезвого мужчины среднего возраста — бабе Соньке (Светлана Ильина). Да, за целый спектакль русскую речь слышишь только несколько раз, и то — из уст героев-французов, а все остальное время персонажи лопочут что-то на чудном для русского уха украинском — но, с учетом контекста, это не является проблемой.
В конце концов, все языки выдумали, чтобы сделать вид, будто не понимают украинский. Евгений Мельников. Портал NewsLab.ru
Назад к списку статей |
