На экране - бандит, на сцене - философ, в душе - романтик. Актёр, режиссёр, диктор, ведущий, распорядитель… Перечислить все амплуа, образы, профессии и заслуги Якова Алленова весьма затруднительно. Как затруднительно было бы затевать разговор с ним на какую-то конкретную тему. О театре, зрителях и вдохновении, о призвании, признании и творческих планах мы беседуем с ведущим артистом Красноярского драматического театра имени Пушкина Яковом Алленовым.
- Не могу не поинтересоваться: на какой слог Вашей фамилии делать ударение - первый или второй? Слышатся оба варианта…
- Правильнее, наверное, на первый, ведь в нашем роду были немцы, и корни у нас дворянские, с графским титулом. Но я привык к варианту попроще, когда ударный второй слог. И отец так представлялся. Вообще, он мало рассказывал о себе, и я самостоятельно изучал свою родословную. Несколько лет назад я съездил в Воткинск, откуда папа был родом. Там же жил мой дед и его три брата: двое из них держали оружейный завод, ещё один руководил банком. Дед был офицером царской армии. А бабка моя была наполовину башкирка. Её дом в Уфе я тоже отыскал, когда был там на гастролях. Она была много моложе деда. Их жизни унесла война. Отец прибыл в Красноярск, памятуя о том, что здесь живёт тётка - седьмая вода на киселе. А кому в послевоенное время нужен лишний рот? Вот и пошёл он учиться в железнодорожное училище - там и кормили, и обмундирование выдавали, и стипендию платили. Работал потом на железной дороге.
- В роду у Вас не было артистов. Почему Вы решили избрать этот путь?
- Артистов не было, и, признаюсь, мне было совестно сказать отцу, что я поступил в театральный. Учился я долго. Отучившись год, бросил. Мне казалось, что всё, чему меня учат, я уже знаю. Уезжал учиться в Москву, не сложилось, вернулся в Красноярск, поступил в училище искусств на оперетту. Учился, пел, увлёкся историей музыки. Учительница попалась замечательная, она так интересно рассказывала о жизни великих композиторов и о том, что можно услышать в их музыке. И я учился это слышать. Тогда в Красноярске только открылся оперный театр, и я каждый вечер пропадал там, мне очень нравилось…
Только когда артист сумеет достучаться до зала, пробить броню чёрствой человеческой души, случается настоящее искусство.
- Почему не пошли служить в оперный театр? В Вашей профессиональной биографии исключительно драматические театры.
- Из училища меня забрали в армию. Руководитель нашего курса позвал меня после службы приехать в Саранск, куда его пригласили руководить музыкальным театром. Но в армии я окончательно понял, что не испытываю страсть к пению. Тогда я для себя решил, что лучше быть драматическим артистом и немного петь, чем опереточным и петь всегда. И я снова поступил в театральный. На этот раз доучился!
Сразу после института меня пригласили в Казань, где я играл в Большом драматическом театре им. Качалова. Потом я работал в Нижегородском академическом театре им. Горького, в Областном вологодском драмтеатре. С 1992 года, не считая небольшого творческого перерыва, я служу в Красноярском драматическом театре им. Пушкина.
- Как, по-вашему, артист должен быть лёгок на подъём и находиться в постоянном поиске? Или лучше служить в одном театре?
- По молодости хочется многого попробовать, поэтому я в своё время поскакал по стране. Ведь одно дело что-то слышать или даже видеть, другое дело - участвовать. С возрастом я понял, что не люблю перемен. Для состоявшегося человека они разрушительны. Я с уверенностью могу сказать, что труппа театра Пушкина - это высококлассная труппа с хорошими традициями, заложенными не одним поколением артистов. Здесь есть настоящее представление о драматическом искусстве, где чувствуешь себя художником, а не тамадой. Это дорогого стоит, ведь отношение к профессии очень изменилось. Если в советское время актёр был кем-то вроде голоса партии, рупора пятилетки, на него смотрели с уважением и обожанием, то сейчас такого нет. Сегодня актёру будто говорят: «Эй, сделай мне хорошо, я заплачу». Не по себе иногда от этого. Я в профессии четверть века, эти перемены чувствую.
Одно дело комедию отыграть, другое дело - серьёзный драматический спектакль, когда артист, будто донор, который отдаёт три литра крови.
- Сам театр тоже меняется?
- Меняется. Театр ориентирован на публику и, к сожалению, на зарабатывание денег. Сегодня в репертуаре театров присутствуют всего два-три спектакля на высокие философские темы. А основу составляет комедийный продукт для приятного времяпрепровождения. Театр стал баней для души, где можно отмыться от суеты: посмеяться, отдохнуть, непринуждённо провести вечер и спокойно пойти домой. Никакого катарсиса. Так везде. Даже в Драматическом театре под управлением Армена Джигарханяна, где мне довелось играть, в то время было всего два серьёзных спектакля - чеховские «Три сестры» и «Ревизор» Гоголя.
Мы разговаривали об этом с Арменом Борисовичем. Он признался, что часто ходит по театрам и видит, как актёрская профессия постепенно девальвируется, потому что на сцене видны только постановки и концепции режиссёра и художников. Они стремятся изобретать что-то. В ход идёт и кино, и трёхмерное изображение. Всеми технологиями, которыми овладел мир, пытаются удивить зрителя, а игра актёра оказывается на втором и даже на третьем плане - лишь в качестве дополнения к тому, что происходит. Это печально. Потому что на самом деле театр - это диалог артиста со зрителем. И только когда артист сумеет достучаться до зала, пробить броню чёрствой человеческой души, случается настоящее искусство.
- Если театр ориентирован на публику, получается, что зритель деградировал?
- Я бы не стал так говорить. Просто сегодня ритмы жизни слишком закручены, даже по сравнению с тем, что было 20 лет назад, и практически все, живущие в больших городах люди - это загнанные лошади. Они обременены проблемами, и на высокое искусство, когда нужно потратить три часа времени и серьёзно над чем-то подумать, у них попросту не хватает сил. В жизни людей полно собственных несчастий, и они не готовы смотреть на это ещё и со сцены и переживать. Это тяжело даже артисту. Одно дело комедию отыграть, другое дело - серьёзный драматический спектакль. Взять хотя бы моего Пугачёва в «Капитанской дочке». Несмотря на близкую по духу роль, мне нужно было столько энергии в зал выплеснуть, что в конце спектакля мне не хотелось даже аплодисментов. Я мечтал до гримёрки доползти и помолчать. После этого спектакля я даже на следующий день говорил с трудом. Будто донор, который отдал три литра крови, и теперь ему нужно время, чтобы восстановиться.
- Как Вы восстанавливаете свои силы?
- Стараюсь их скопить. Если на сцене я тяготею к драйву, то дома я полная этому противоположность. Чтобы заниматься моим делом, требуется много внутренней энергии, её же откуда-то нужно взять. Поэтому дома я молчу, читаю, смотрю телевизор. В жизни я вообще невесёлый человек. И амплуа у меня трагического персонажа. Во всех ролях за небольшим исключением присутствует трагическая нотка, и она неслучайна.
- Что Вас вдохновляет?
- Любовь. Если это чувство появляется и оно искреннее, бескорыстное, то у человека будто вырастают крылья, и он становится практически всемогущим. Он может добиться чего угодно...
Вдохновляет наша природа. Это то, чего мне так не хватало в других городах. В Москве я невероятно тосковал по родной земле. Помню, как вернулся оттуда в Красноярск и меня попросили провести концерт. Вёл я его с девочкой - дочкой по сценарию. И говорил я ей совершено простые слова: «Велика река Енисей, могучая ГЭС, прекрасные Столбы - это всё, что я могу оставить тебе». После них у меня слёзы потекли. Все наверняка подумали, что это заранее заготовленная актёрская штука, а я понимаю, что в этих словах скрыто то, что на самом деле мне дорого. Мне дорога эта земля. И я говорю это искренне, без раскрашенного пафосом патриотизма.
- И всё-таки Вы довольно надолго покидали родную землю, родной театр…
- Профессиональное выгорание никто не отменял. Перед тем как в 2004 году уехать в Москву, у меня настал кризисный период, когда я почувствовал, что больше не могу. Не могу каждый вечер выходить на сцену, кричать в зал, выплёвывая связки. Не было ни желания, ни сил, и я ушёл. Полгода болтался на разовых работах, а потом поехал в столицу. Там оказалось ещё хуже. Считаю, что в плане профессии в Москву надо ехать сразу, даже учиться надо начинать там. А когда тебе за сорок, делать там уже нечего. Но встряску я получил хорошую. Где я там только не потрудился. Был фирменным голосом радио «Культура», поработал в «Останкино», снялся в нескольких сериалах, поставил антрепризу, ещё в одной участвовал. Я был ведущим свадеб, записывал аудиокниги и, конечно, играл в театре. Говорят: от чего заболеют, тем и лечатся, так со мной и произошло. Театром я болел, им и вылечился. В Красноярск я вернулся с радостью. Теперь точно знаю - театров лучше, чем наш Пушкинский, в Москве, может, пяток-то всего и найдётся...
