Постмодернистская игра.
19 октября 2018 г.

Театральный сезон в главном драматическом театре нашего региона открылся уникальной постановкой Патрика Марбера «Три дня в деревне». Красноярский драматический театр им. А. С. Пушкина обладает эксклюзивными правами на русский перевод этой пьесы – еще год ни один театр России не имеет права брать ее в свой репертуарный план. Об этом и других новинках наступившего театрального сезона нам рассказал главный режиссер театра Олег РЫБКИН.

– Театр открыл новый сезон, что ожидает зрителей?

– Конечно же, не только премьерные спектакли. В этом году зрителей ждут уже ставший традиционным проект «Ночь в театре», который дает возможность в неформальной обстановке походить по театру, поучаствовать в самых различных творческих акциях. Так мы привлекаем новых зрителей, можно сказать, работаем на перспективу.

В этом сезоне мы постараемся чаще делать представление новых пьес. Это будет вариант хорошо знакомого формата «ДНК резиденции» (ДНК – Драма. Новый код), из которого иногда вырастают спектакли. В прошлом сезоне после такого представления в репертуаре появилась пьеса, получившая «Золотую маску», – «Человек из Подольска» Дмитрия Данилова. Это решение было принято после опроса зрителей, видевших эскиз спектакля. Он идет с огромным успехом.

– Вернется ли так полюбившееся всем «ДНК»?

– В последнее время «ДНК» мы не проводим сознательно: когда начинали, тексты современной драмы были вообще недоступны – и потому этот формат был очень востребован. Время прошло – и сейчас это не столь актуально. Вот, например, прошел фестиваль «Любимовка» – они тут же выкладывают все тексты. Сейчас мы делаем показ для зрителей, потом обсуждаем тексты и понимаем, насколько они действительно интересны и актуальны. Думаю, что в этом году начнем такие читки с обсуждениями в октябре – ноябре.

– Какие тексты будут на читках?

– Современная пьеса. Наша, российская. Сейчас появилось много интересных драматургов. К новой драме у нас всегда был интерес – мы ставили пьесы, которые были актуальны, в том числе зарубежные.

– В новой российской драме у вас есть какие-то симпатии? Авторы, за которыми вы пристально следите?

– Из последних открытий это Ася Волошина, спектакль по ее пьесе «Человек из рыбы» не так давно поставил Юрий Бутусов на сцене МХТ им. А. П. Чехова. Мы с ней буквально вчера переписывались, она мне прислала кое-какие тексты, которые вообще еще никто не видел.

– Несмотря на такой ваш интерес к новой драме, прошлый сезон закрылся Стоппардом. Это личная симпатия? Почему именно этот спектакль случился?

– Это вообще самый сложный вопрос, на который, уверен, не любой режиссер сможет ответить, не обманывая себя и окружающих. Безусловно, мне интересна тема конформизма. Мы маленькие люди, от нас ничего не зависит, поэтому пусть все идет как идет.

В итоге это приводит к страшным последствиям. Один компромисс тянет за собой другой, и отвечать приходится собственной жизнью.

Я знал этот текст очень давно, пьеса же 1966 года. Он ставился в свое время по всей Европе, и у нас на заре перестройки ставился в переводе Иосифа Бродского. Текст давно у меня в подкорке существует, как и любые тексты, а когда уж запускается этот процесс – как возникает необходимость поставить именно его, тайна сия велика есть.

– Судя по отзывам, он получился и фестивальным, и зрительским. Уже сейчас можно с уверенностью сказать, что «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» – театральное явление в краевых рамках и уже однозначно, что и в российском театральном процессе тоже.

– Мы его уже возили на фестивали, играли в непривычных для нас условиях. Спектакль придуман так, что меняется точка зрения, меняется зрительская оптика: на одно и то же событие можно посмотреть с разных сторон. Мы сыграли его в Петербурге на международном фестивале «Радуга» без этого эффекта, но тем не менее получили достаточное количество доброжелательных отзывов от театральных критиков, шекспироведов, зрителей. И, да, спектакль зрительский: билеты все время проданы.

– Вот это решение с перемещением, изменением оптики – оно как родилось?

– Не знаю. Я просто впервые в этом спектакле выступил и как сценограф. Очень хорошо понимал, какого эффекта хочу добиться. И очень хорошо понимал, как именно я хочу это сделать. Мне помогли наши техники, которые что-то для меня начертили. Я руками показывал, чего мне хочется, а они чертили. И родилось вот это движение.

Спектакль отсматривали эксперты фестиваля «Золотая маска», результаты мы узнаем в начале декабря.

– Предыдущий сезон закрылся пьесой-репликой Шекспира, новый открылся пьесой-репликой, но уже Тургенева. Это случайность?

– Да, получилась такая постмодернистская игра, с одной стороны. Но, с другой стороны, есть очевидные вещи: мы все понимаем, что пьеса Тургенева – прекрасный текст, принадлежащий своему времени. Чувства были более потаенны, слов было больше, поэтому только чтение реального текста занимает почти четыре часа. Его сокращали всегда, но делали это режиссеры, которые выступали в роли редакторов. А прекрасный драматург Патрик Марбер сделал свое, достаточно динамичное изложение, оставаясь в рамках сюжета, современным языком. И нам этот текст перевели Ольга Варшавер и Татьяна Тульчинская. Перевод очень важен, тем более что он в этом случае двойной: Марбер пользовался русским текстом, который был переведен на английский, а мы возвращали его из английского в родную языковую среду.

«Три дня в деревне» – это зрительский спектакль, он очень хорошо воспринимается, эмоциональный, открытый, ироничный. Премьера состоялась недавно, но мы уже съездили с ним в Москву.

На Биеннале театрального искусства, этот фестиваль проводится при поддержке Правительства России, играли «Три дня в деревне» на сцене Московского драматического театра им. А. С. Пушкина. Я попытался купить билет – билетов не было, а это зал 800 человек.

– Я понимаю, что история появления этого спектакля в репертуаре театра непростая, у нас эксклюзивные права на этот перевод. Сколько времени ушло на переговоры?

– Это труд целой команды: переговоры с владельцами авторских прав, заключение всякого рода договоров, подготовка документов. Этот спектакль в России никто не имеет права играть год, только мы.

– Интерес к этому тексту с чем связан? Это привязка к 200-летию Тургенева?

–Я очень люблю эту пьесу Тургенева, ставил ее в студенческие годы как эскиз. Когда мне стало известно, что существует такой текст, я им сразу заинтересовался. Пьесе Марбера только года три. Она играется в постановке самого автора на сцене его театра.

– Вы говорите, что спектакль зрительский.

– Я чувствую это: зрители сразу начинают кому-то сопереживать, кого-то ненавидеть. Героиня, которую играет Мария Алексеева, мучается в своих чувствах – и мучает всех. Все это довольно живо воспринимается. Кто-то мне рассказывал, что на выходе из зала один из зрителей сказал: ну когда же ее убьют уже? Живые, нормальные проявления чувств. Есть спектакли, к которым нужно подключаться интеллектуально, а есть такие, которые нужно проживать эмоционально. Восприятие на эмоциональном уровне так же дорого для театра.

У этой постановки очень мощный визуальный стиль, со сценографом Александром Моховым мы уже сотрудничали, когда Александр Огарев ставил на нашей сцене «Преступление и наказание».

– Что кроме «Трех дней в деревне» ждет зрителей?

– Мы продолжаем говорить о чувствах. Следующий спектакль, над которым я сейчас работаю, называется «Опасные связи» по пьесе Кристофера Хэмптона по известному роману Шодерло де Лакло. У людей, которые знакомы с современным кинематографом, сразу в памяти всплывают фильмы Милаша Формана и Стивена Фрирза, которые вышли с разницей в один год. Оба фильма хороши – и мне показалось, что нужно эту историю продолжить. Драматургическую линию театра, связанную с отношениями, чувствами, жестокостью этих чувств. Все это, на мой взгляд, очень современно.

– Если берется материал, хорошо известный по опытам в кинематографе, всегда, мне кажется, есть опасность, что у зрителя уже есть определенные ожидания – и можно в них просто не попасть. Он ждет или повтора, или чего-то категорически другого.

– «Опасные связи» – это еще что. Они зарубежные, их кто-то знает, кто-то вообще не видел. А вот как мы рисковали, когда взяли в репертуар «Покровские ворота»! Теперь это один из самых кассовых спектаклей, мы играли его на гастролях в Астрахани – тоже восторг, забитые залы. Все реплики знают настолько, что достаточно Саше Истратькову сказать: «А не хлопнуть ли нам по рюмашке?», зал выдыхает: «Заметьте, это не я вам предложил».

– Вы ожидали такую зрительскую востребованность, когда за эту пьесу брались?

– Мы стараемся, конечно, что-то планировать. Важно найти свою интонацию, в которую зритель должен поверить. И уже забыть о том фильме и жить новыми персонажами, любимыми артистами, потому что артистов театра Пушкина все знают и любят. И следить, как они раскрываются в этих ролях: Наташа Горячева, Саша Истратьков, Владимир Пузанов. Они присвоили себе эти образы и существуют в них с им свойственной индивидуальностью.

– Будут ли новинки для детской аудитории?

– Мы ставим сказку про маленькую колдунью, потому что получили 500 тысяч за первое место на фестивале «Полюс. Золотой сезон». И на фестивале «Зрительский успех» мы получили за спектакль «Покровские ворота» 500 тысяч. Спектакль ставит Андрей Черпин, главный режиссер Томского театра, написавший собственную инсценировку. А затем к нам приедет Марат Гацалов, он будет ставить американскую пьесу Трейси Леттса «Август. Графство Осэйдж» для нашего старшего поколения артистов. Это очень многонаселенная пьеса, в которой сложные драматические ситуации. По ней, кстати, тоже снят фильм. Пьеса очень тонко и сложно написана. Мы об этом тексте думали давно, но все как-то не получалось. Интересно здесь немного другое: Марат в свое время ставил ее в новосибирском театре «Глобус», там дело происходило на сцене, и зритель находился там же. Мне интересно, что он сможет сделать у нас.

НКК