Что уродилось, то и пригодилось
23 апреля 2009 г.
Нынешняя конкурсная программа в разделе "Драматический театр" впервые была оттенена мощным фоном сопутствующих программ. Помимо традиционной "Russian case", которую, как правило, смотрят гости фестиваля, приехавшие из других стран и российских городов, нынче встык с конкурсом шли показы "Маски плюс". А вот в нее-то попали такие спектакли прошлых лет, которые, будь они в списке номинантов, могли бы составить им сильную конкуренцию. К примеру, "Латышская любовь" Алвиса Херманиса, пусть и уступающая, на мой взгляд, его же "Звукам тишины" (Новый рижский театр) или "Рассказам Шукшина" (Театр Наций), но все равно задающая и современный стиль, и направление поиска, и особое качество беспристрастного, но в то же время очень человечного театра. Тем более — "На дне" Льва Эренбурга (Петербургский Небольшой драматический театр), спектакль не новый, но и сегодня никого не оставляющий равнодушным. Прошлая "Маска" включила в себя "Грозу", поставленную этим режиссером в Магнитогорском театре драмы. В том же сезоне на Фестивале пьесы "Иванов", проведенном Театром Наций, мы увидели и эту пьесу в интерпретации Эренбурга. Так что его шоковая терапия, его медицинская беспощадность, его бесцеремонное обращение с классическим текстом и одновременно точное ощущение смысловой и эмоциональной сути этого текста для нас уже не новость. Однако "На дне" — более ранний опус режиссера. И именно в нем бросается в глаза драгоценная особенность его методы: с пьесы, безжалостно перекопанной и дописанной, будто слетает многовековая патина, как со "старой и грязной монеты" (выражение Сатина). И кажется, что именно такие же эмоции — оторопь, потрясение, отвращение и восхищение одновременно — вызвала горьковская пьеса у Станиславского и его актеров на момент прихода к ним в театр Алексея Максимовича Пешкова.
Рядом со спектаклем "На дне" обильная и содержательная, в общем, афиша самого конкурса выглядит какой-то "правильной" и пресноватой. Ну, допустим, в "Чайке" Олега Рыбкина (Красноярский театр драмы) несчастная Маша ("Отчего вы всегда ходите в черном? — Это траур по моей жизни") донельзя сексуально озабочена и лезет ко всем — и к Медведенко, и к Тригорину, и даже к... Нине Заречной. Но "не в ентом дело", как говорится. Рыбкин поставил умный и достаточно тонкий спектакль о пяти пудах любви, о том, как люди смешны и трогательны в своих вечно тщетных упованиях. Темы искусства, таланта и самолюбия в красноярском варианте практически нет, зато есть пронзительная и одновременно ироническая человеческая кантилена. А в то же время свежести этой n-дцатой трактовке "Чайки" ощутимо недостает.
В спектакле Самарской драмы "Полковник-птица" (режиссер Вячеслав Гвоздков) царствует прима российской сцены, трагическая клоунесса Роза Хайруллина. Чем, собственно, и оправдано присутствие в "масочной" афише этой вполне крепкой, добротной и культурной, но не более того, постановки.
"Войцек" Бюхнера (Барнаульский краевой театр драмы имени Шукшина) — случай особый. "Маленькую немецкую трагедию", как называют эту пьесу о простом солдате, о классическом "маленьком человеке", до которого никому нет дела, поставил главный режиссер Владимир Золотарь. Вокруг спектакля разгорелись в Барнауле нешуточные страсти. Город и театр, никогда еще не попадавшие на столь престижный фестиваль, долго бушевали по поводу спектакля, в котором возник грубый тоталитарный мир, напоминающий одновременно казарму и цирковой балаган. Золотарь сделал хорошую постановку — внятную, острую по форме, с отчетливым смыслом, с личным отношением к главной теме пьесы. Опять же, не более того. Но то, что для Москвы не явилось ни новостью, ни потрясением, хотя и оставило благоприятное впечатление, для Барнаула стало буквально громом среди ясного неба. Таковы уж российские контрасты, в том числе и театральные, таковы инерция и непросвещенность. Золотарь теперь уже — бывший главный режиссер, потому что именно "Войцек" заставил краевые власти усомниться в целесообразности для алтайского театра такой режиссуры и такой репертуарной политики. Увы, спектакля уровня, подобного "Войцеку", в этом театре ранее не было и теперь уже, вероятно, не будет. Так что спасибо "Маске" и за эту поддержку.
"Дядюшкин сон" БДТ имени Г.Товстоногова в постановке Темура Чхеидзе вызвал в Москве настоящий ажиотаж. Еще бы, когда исполнители главных ролей — Алиса Фрейндлих и Олег Басилашвили! Тут мы имеем дело с такими актерскими кондициями, которые абсолютно самодостаточны. Не получить удовольствия от игры Фрейндлих и Басилашвили было бы трудно, однако сама ткань спектакля могла быть соткана и пять, и даже десять лет назад. Что, в свою очередь, радости не прибавляет. Еще один спектакль БДТ, "Дама с собачкой" в постановке Анатолия Праудина, разумеется, не столь же монументален, однако излюбленная режиссером тональность тотальной меланхолии — тоже не новость. Да и с чеховским рассказом, полным печали, но и надежды, не очень рифмуется.
Назвать нынешнюю, как всегда, солидную питерскую долю программы столь же блестящей, как это иной раз бывало на фестивале, можно лишь с натяжкой. К примеру, "Женитьба" Валерия Фокина в Александринском театре и этого же театра "Чайка" в постановке Кристиана Люпы — спектакли, возможно, масштабные и, безусловно, отмеченные вполне известным мастерством постановщиков. Но свежестью прочтения пьесы, но неким открытием в ней нового современного смысла, а тем более дерзостью или даже хулиганством (что иногда бывает весьма полезно для обновления), ни один из этих спектаклей похвастаться не может. "Бесплодные усилия любви" МДТ в постановке Льва Додина — нет слов, планка для любого хорошего фестиваля. Хотя бы одним уже, как это всегда бывает у Додина, качеством проработки материала и актерского труда. И все же от шекспировской, пусть грустной, но очаровательной безделицы, здесь мало что осталось. Скорее, перед нами еще одна, своеобразная "Жизнь и судьба", только оправленная в рамки комедии положений.
Впервые в афишу фестиваля попал Санкт-Петербургский театр Сатиры на Васильевском острове. "Русское варенье" Л.Улицкой, к тому же, поставил Анджей Бубень. Польский режиссер, директор знаменитого Международного театрального фестиваля "Контакт" в Торуни, Бубень не столь давно возглавил театр на Васильевском, судя по отзывам питерских критиков, работает успешно, а, судя по попаданию в список масочных номинантов, — тем более, выводит театр "в люди". Его "Русское варенье", современная парафраза чеховского "Вишневого сада" — спектакль обаятельный и... типично питерский. Так смачно и подробно обживать дом, наполненный рухлядью (сценография Елены Дмитраковой), с таким удовольствием играть всевозможных чудиков, живущих собственными комплексами и воспоминаниями, так уверенно сочетать бытоподобие с сочным театральным мазком умеют именно на питерских сценах, причем уже давно — лет эдак двадцать. Милому в целом впечатлению от "Русского варенья" постоянно мешал этот навязчивый привкус дежавю.
Наконец, из всех московских спектаклей-номинантов, пожалуй, только "Берег утопии", легендарный уже хит РАМТа длиною в целый день, свидетельствует о качественном рывке его постановщика Алексея Бородина. Ни "Бесприданница" Петра Фоменко, ни "Битва жизни" Сергея Женовача, ни "Роберто Зукко" Камы Гинкаса при всех их несомненных достоинствах, на мой взгляд, не выдерживают конкуренции с иными, прежними их же постановками.
Впрочем, уже не раз было сказано, и пора к этому привыкнуть — "Золотая Маска", пытаясь выбрать лучшее, на деле выбирает из того, что есть. Что в данный сезон уродилось, то и пригодилось.
Наталия Каминская, Газета Культура
Назад к списку статей |
