Светлана Сорокина: «Зритель должен тратиться душой и сердцем»
06 февраля 2010 г.

Светлана Александровна Сорокина. Заслуженная артистка России. Закончила студию при Куйбышевском драматическом театре имени М. Горького (педагог — великий режиссёр Пётр Монастырский). Служила в театрах Павлодара, Алма-Аты. С 1976 года в труппе Красноярского драматического театра имени А. С. Пушкина. Сыграла в спектаклях: "Вдовий пароход", "Женский стол в охотничьем зале", "Без вины виноватые", "Поминальная молитва", "Императорский театр", "Иван-царевич". До недавнего времени в репертуаре театра было три постановки с участием Светланы Сорокиной — "Ханума" (Текле), "Там, вдали" (Харпер — тётя Джоан), "Последний срок" (Варвара). Играет в антрепризе в драмах "Мягче пуха, твёрже камня" (инсценировка написана самостоятельно по мотивам рассказов В. П. Астафьева) и "Старый заяц". 

— Был весьма удивлён, увидев вас в "Там, вдали" — довольное неожиданное появление, если не сказать — странное? 

— А пьеса вообще странная. Поначалу у меня было желание пойти и отказаться. Думала: нет работы — и это... Начиналось всё очень смешно. Приехал англичанин, который не говорил по-русски, и проводил так называемый кастинг. Господи, почему сегодня нет Гоголя! Пригласили нескольких претенденток, пьесу мы ещё даже не видели, и её по листочкам нам передавали, но сообразить, где что кончается и где точка, а где запятая — было затруднительно. А там ещё про крокодилов, которые с кем-то воюют... И вдруг вижу, как англичанин показывает на меня и поднимает большой палец! Через несколько дней извещают, что выбор пал на меня, и я была смущена концом таким. Текст на самом деле страшен и не укладывается в какие-то рамки: героиня, которой мы должны сочувствовать, всё бросила и побежала к любимому мужу, убивает ребёнка, ещё кого-то, ещё... Когда читала, думала: если этим заниматься всерьёз, можно сойти с ума. Раз прочитала, другой — и решила отказаться: "Я русская баба и в этом ничего не понимаю". Ясно, что это некая притча, воюет весь мир, некий коллапс, природа против человека, однако всё надо делать отдельной программкой с либретто, как в театре оперы и балета. Как ни странно, спектакль нашёл своего зрителя. Один молодой парнишка пришёл после спектакля: "Светлана Александровна, а мне понравилось... И не только мне одному..." Мало того, столичные критики заявили, что я сыграла прекрасно. Правда, когда я задала естественный вопрос: кто знает имя драматурга, москвичи удивлённо воскликнули: "Ну как же! Кэролл Черчилл - одна из ведущих драматургов Англии!" "Полный неуч! — подумала я. — Ничего-то не знаю..." 

— Зато теперь, пройдя через испытание театром абсурда, вы сможете спокойно это играть... 

— В театре абсурда есть своя логика. Видела прекрасного московского актёра Максима Суханова в этом жанре. Любопытно поначалу, но очень быстро устаёшь. Наверное, не моё, хотя, отдадим должное, я начинала в театре небытовом, и поэтому, даже если мне предложат пройти по потолку, я это сделаю, но должно быть оправдание, чтобы это понимала не только актриса, но и сидящие в зале. Зритель не должен тратиться на разгадывание сценических загадок, он должен тратиться душой и сердцем — сочувствовать или нет. Мы хотим одного — чтобы устанавливался определённый язык, на котором ты можешь разговаривать со зрителем. 

— Но, с другой стороны, если зритель ходит и смотрит, почему бы и нет? 

— Я была этим поражена! Спрашивают о спектакле "Там, вдали" люди молодые, а вот у представителей моего поколения и чуть помоложе он вызывает недоумение. Однако, говоря об определённого рода спектаклях, хотела бы задать вопрос постановщикам: "А вы бы показали это своему ребёнку?" На подсознательном уровне у молодых людей вырабатывается такая агрессия, а потом мы удивляемся, откуда это берётся. Перечитываю Чехова, и везде у него плохой хороший человек. Герои у него — не плохие или хорошие, а перевёртыши. Отчаявшись браться за драматургию Николая Коляды (у меня с ним отчего-то постоянные неудачи), всё-таки согласилась, когда Валерий Дьяконов предложил поработать над "Старым зайцем", и всё равно вмешалась в материал, поскольку в нём есть надежда, которая нам так нужна и которую я вытащила. Пальмы — такая ерунда, мы мечтаем, чтобы у нас в доме было тепло, чтобы было добро с тем человеком, который тебе дорог, чтобы было всё хорошо у твоих детей. Почему сердятся иногда на зрителей, которые говорят после спектакля: "Мы отдохнули!"? Что значит — отдохнул? Ему хорошо стало на душе. И даже если человек взгрустнёт, у него будет другая грусть. 

— Вы говорили про надежду. Она у вас есть? 

— Обязательно. Поскольку сама себе режиссёр, то активно ищу для себя материал. 

— Как дела с моноспектаклем "Марина"? 

— Не вы единственный об этом спрашиваете - интересуются многие. Кажется, всё забыто, и вдруг возникает новая волна. К сожалению, сейчас так повернулось, что многие думают: тратиться зритель не хочет — ему бы только посмеяться. И проще продать билеты на какую-нибудь лёгкую комедию, нежели на спектакль, заставляющий думать и сопереживать. Однажды в Доме искусств подошли ко мне представители какого-то общества, базирующегося в краевой библиотеке, и пригласили на встречу, после которой спросили: не хотела бы я восстановить "Марину"? 

— Просят же! И не Рэя Куни, а "Марину"! Значит, помнят, хотят увидеть ещё раз? 

— Меня это радует, удивляет, но в то же время... Совсем недавно прошли дни Астафьева. Бросились в театре, а ничего нет — "Весёлого солдата" сняли. И вдруг кто-то вспомнил: "Да у Сорокиной же есть!" Я не сравниваю себя ни с кем из режиссёров, но говорят, что спектакль "Легче пуха, твёрже камня" получился: я просто пошла за Астафьевым. И тем не менее необходимо было из двух рассказов сделать пьесу, что очень сложно, Астафьев - поэт в прозе, и его очень трудно перевести на диалог. Всё, что было заложено в самом писателе, я взяла. Антонина Фёдоровна Пантелеева собрала в Овсянке местные непритязательные стихи и песни, которые были изданы отдельной книгой и очень мне помогли во время работы. Есть в книге трогательные стихи о маме, а у Астафьева эта тема была одной из главнейших и проходила через всё творчество, что и я взяла за основу. Как хорошо мы работали с Колей Бухоновым, царство ему небесное! Его заменил Серёжа Селеменев. Когда он ввёлся в этот спектакль, то удивлённо произнёс: "Светлана Александровна, это же надо играть!" Делая вставки в текст, я каждый раз просила прощения у Виктора Петровича Астафьева. В советское время продавались синенькие грампластиночки "Кругозор", однажды мне попалась уникальная запись о заговорах времён Великой Отечественной войны, что мне очень пригодилось. На Руси существовал обычай "обвыть", который присутствует в "Последнем сроке". Когда мужчина уходил из дома, жена должна была обвыть его на дорогу — это был своего рода оберег. Этот заговор, который ещё существовал во время войны, я вставила в пьесу. 

— Читая Чехова, не подумываете ли сделать спектакль, наподобие "Марины"? 

— Мысль такая есть. 

— И какие же рассказы? Лирические, сатирические? 

— Шутливые... Очень симпатично может получиться. Во-первых, это всё-таки Чехов, а во-вторых, надо подыскивать режиссёра, поскольку это такой материал, который ты можешь прожить, но самостоятельно в него не влезешь, особенно так, как я себе это иногда позволяю. Это современного автора можно изменить, если с чем-то не согласен, а тут — само совершенство, ни убавить, ни прибавить. Гений он и есть гений. 

Сергей Павленко, Красноярский рабочий

Назад к списку статей