Олег Рыбкин: «Бюрократические барьеры — тупик для театра»
13 августа 2008 г.

В прошедшем сезоне сразу несколько постановок главного режиссера Красноярского театра им. Пушкина Олега Рыбкина были отмечены весомыми краевыми наградами. Его «Чайка» признана лучшим спектаклем сезона, а «Полковник Птица» получил Гран-при фестиваля «Театральная столица края» в Канске. И это лишь немногие из последних достижений краевой драмы. Что в очередной раз подтверждает известную истину: как бы ни была сильна труппа, ей очень трудно двигаться вперед без сильного творческого лидера.

- Вы уже два сезона возглавляете театр им. Пушкина. Что-то изменилось в нем за это время?

- В самом театре я каких-то значительных изменений не замечаю. Разве что развиваться он стал более упорядоченно. В репертуаре теперь меньше случайных названий, формируется он более осмысленно — что, собственно, одна из важнейших задач главного режиссера. Мне на этом поприще интересно не просто выпускать отдельные спектакли, а создавать некий авторский театр, со сбалансированным репертуаром. Разумеется, приглашая и других режиссеров на постановки, чтобы у труппы было творческое разнообразие. А вот что касается условий существования театра, тут действительно появились некоторые нововведения. Например, возвращение социального творческого заказа со стороны государства.

Палка о двух концах

- Подобная практика театру во благо?

- По моим наблюдениям, это палка о двух концах. С одной стороны, здорово, что театр получает возможность финансирования некоторых социально значимых постановок. Благодаря госзаказу мы смогли выпустить в прошедшем сезоне такие объемные спектакли, как «Трехгрошовая опера» и «Чайка».

- Это его плюс. А минус?

- В театре крайне сложно что-то прогнозировать на долгое время. Он обязательно должен реагировать на происходящее вокруг — в мире, в стране, в самом театральном искусстве, — мало ли что может измениться! Скажем, кто-то напишет интересную пьесу, а мы уже распланировали все на три года вперед. И выпустить что-то вне этого плана у нас нет возможности — таковы сегодня условия существования театра в Красноярском крае. А планировать постановку современной пьесы на 2011 год — да кому она будет потом нужна?! Театру необходима значительно большая гибкость. А еще мне непонятны эти абсолютно формальные конкурсы на приглашение режиссеров и художников на постановку — такого больше нет нигде!

- Ни в одном регионе страны?

- Вот именно это и удивляет! Почему-то Москва, Санкт-Петербург или, скажем, близлежащие Омск и Новосибирск благополучно обходятся без подобных препон, и театральное искусство у них успешно развивается. А нам в последние годы приходилось тратить массу энергии на преодоление бесконечных бюрократических барьеров. Но так не должно быть — это тупик! И я очень надеюсь, что в ближайшее время проблема наконец-то разрешится. Ясно же, что у каждого театра своя концепция развития, мы не можем доверить выпуск спектакля каким-то случайным людям, необъяснимым образом вдруг выигравшим конкурс. Театр сам знает свои потребности, возможности труппы, ее особенности — и только он может определять, с кем хочет и считает необходимым работать. Еще и потому, что госзаказ — серьезное влияние наших налогоплательщиков на театр, деньги на него дает государство. Логично предположить, что взамен хочется получить не спектакль-однодневку, который сойдет со сцены через пару сезонов, а долгосрочный проект. А длительная жизнь спектакля возможн только в репертуарном театре, с его законами и особенностями — конкурсы здесь неуместны. Если спектакль востребован у зрителей, то не сходит с афиши и пять, и десять лет, и больше.

- В антрепризе такое невозможно?

- Антреприза напрямую зависит от зрительского кошелька. Поэтому в основном там выпускаются чисто коммерческие проекты. У репертуарного театра больше ответственности за художественную целостность спектаклей, их качество. Но у него же и больше возможностей экспериментировать, воспитывать вкусы публики. Нельзя допускать зацикленность на чем-либо — в театре должен быть баланс между классическим и современным репертуаром. И сейчас уже просто неуместно музейное прочтение классики. Сегодняшний зритель слишком сильно зависит от впечатлений, которые он получает из других источников — кино, телевидения, авангардной живописи, музыки. Значит, и современный язык театра должен включать в себя не только концептуальное прочтение классических текстов, но и использование новых аудиовизуальных средств.

Для непредвзятого зрителя

- Кстати, о концептуальном прочтении классики, Олег Алексеевич. В театральном мире у вас репутация режиссера, который открыл для России немало незнакомых драматургов, преимущественно современных. Но в Красноярске из новой драматургии вы поставили только «Полковника Птицу» Христо Бойчева и совсем недавно — «Там, вдали» Кэрил Черчилл. А все остальные спектакли — переосмысление известного классического материала.

- Вы знаете, перед тем как несколько лет назад возглавить новосибирский театр «Красный факел», я выпустил там три спектакля — у меня был небольшой разгон в знакомстве с труппой и с городом. Это обоюдные вещи — публику необходимо готовить к тому, что она может увидеть на сцене. Так и здесь — не хочу никого обидеть, но Красноярск достаточно консервативный город. И нужно время, чтобы подготовить его к пониманию, что театр — живой организм, он не стоит на месте. Без предупреждения обрушивать на публику современную драматургию — зачастую жесткую, острую — мне показалось нецелесообразным. На классический текст, пусть и донесенный до них сегодняшним языком театра, зрителям реагировать легче, им это понятнее.

- Судите по реакции на те спектакли, что выпустили в Красноярске?

- Во всяком случае, и на «Трехгрошовую оперу», и на «Короля Лира», и на «Чайку» неизменные аншлаги. При необычности прочтения мы не потеряли зрителя, сохранили интерес города к театру — и даже в чем-то его подогрели. Я не верю в единодушие мнений — да это было бы просто скучно! Даже если и греет самолюбие художественного руководителя. (Смеется.) Неоднозначность оценок спектаклей тоже работает на театр — он жив только определенным резонансом на происходящее в нем и интересом к нему. Есть известное высказывание: у театра лишь один закон — успех. И, считаю, что театр им. Пушкина не обижен его отсутствием. Меня радует, что художественное направление, в котором сейчас движется наш театр, находит понимание и поддержку и у его дирекции, и у краевого руководства — без благожелательного внимания властей государственный репертуарный театр существовать не может.

- А какой аудитории, на ваш взгляд, особенно близко то, что сегодня происходит в театре им. Пушкина?

- Зрителю непредвзятому, любопытному, которому интересен театральный поиск. Что, кстати, показал наш первый фестиваль современной драматургии «Драма. Новый код» («ДНК») — даже весьма жесткие пьесы, с ненормативной лексикой, публика восприняла со вниманием. И такое восприятие, кстати, совершенно не зависит от возраста. Да, хорошо, когда есть выбор: например, в Москве публика может пойти на постановку Кирилла Серебренникова в МХТ, и если ее там что-то шокирует — пожалуйста, есть Малый театр. Где можно получить привычное сердцу удовольствие — послушать текст, который произносят со сцены любимые артисты. Но как бы мы ни оглядывались на прошлое, развитие выразительных средств неизбежно. Мы не можем перенестись в эпоху Шекспира — да и кому сегодня интересна подобная реконструкция? Представляю, что бы мы услышали за такую постановку от современной критики! (Смеется.)

- По меньшей мере — недоумение.

- Вот именно — по меньшей мере. Да, с предпочтениями публики все неоднозначно. Учитывая интересы старшего поколения (все-таки у нас не студия, а краевой драматический театр, с более чем 130-летней историей, здесь есть свои традиции), необходимо думать и о будущем зрителе, задумываться о его запросах и потребностях.

Тест на доверие

- Судя по наплыву молодежи на последние премьеры театра — вам это неплохо удается. Но почему вы с такой осторожностью выпускали «Чайку», делали предварительную премьеру? Неужели опасались, что смелая интерпретация чеховской пьесы вызовет у публики отторжение?

- Уже после сдачи не было на этот счет никаких серьезных опасений. Спектакль получил поддержку художественного совета, благожелательное восприятие коллектива, хотя в труппе работают люди разных возрастов. Но аванпремьера, для своих зрителей — у труппы это первый опыт обращения к такой практике, — понадобилась самим актерам, занятым в «Чайке». Все-таки премьера — всегда нервное напряжение. А тут к тому же столь непривычное для Красноярска прочтение известной пьесы — им нужно было успокоиться.

- И как, лекарство подействовало?

- На премьере играли уже с полной уверенностью. (Улыбается.) И чем еще оказалась хороша подобная практика — спектакль получил необходимый предварительный резонанс. На премьеру «Чайки» многие спрашивали лишние билетики — театралы давно уже не помнят, чтобы наш зал был настолько набит, — часть публики даже вынуждена была стоять на балконе!

- Думаю, для тех, кто не видел ваши постановки в других городах, «Чайка» — ваш самый неожиданный проект.

- Пожалуй. Но все течет, все меняется — пройдет какое-то время, и, наверное, спектакль перестанет казаться чересчур неожиданным. К тому же я не сторонник радикализма и не склонен упираться во что-то одно — мол, мы будем работать только так и никак иначе. Невозможно каждый спектакль делать по нарастающей. Следующая моя постановка, «Ночь ошибок» по мотивам одноименной комедии Голдсмита, получилась совсем другая по характеру.

- Доверие труппы к режиссеру — для вас это необходимая составляющая процесса?

- Абсолютно. Я могу пойти на какие-то компромиссы в техническом решении, в художественном оформлении, даже в сроках выпуска спектакля. Но если нет доверия — ничего не будет. В той же «Чайке» немало рискованных сцен, где от актера требуется внутренняя раскрепощенность. Причем я говорю сейчас даже не о молодежи, а об артистах зрелого возраста — да, опыта у них больше, но больше и предубеждений. К счастью, все они оказались людьми отважными. (Улыбается.) Например, первая сцена между Дорном (его играет Василий Решетников) и Полиной Андреевной (Светлана Ильина), затем садомазохистская сцена между Тригориным (Яков Аленов) и Аркадиной (Людмила Михненкова) — они играют с полной отдачей. Когда появляется такая открытость — работать огромное удовольствие, это дорогого стоит. И для меня это даже важнее, чем успех у критиков и зрителей, при всем уважении к ним. Аванс доверия труппы — перспектива для дальнейшей серьезной работы. А когда нет доверия — становится скучно и противно.

- Как считаете: стоит ли браться за постановку, если в труппе нет нужных исполнителей на какие-то роли?

- Иногда стоит. Спектакль — многофигурная композиция, в нее входит множество разных компонентов. Да, бывает, что я чем-то удовлетворен не до конца — но что теперь, вообще ни за что не браться? Каждый из нас имеет право на неудачу, на творческий поиск — иначе вообще ничего не получится. А если режиссер, берясь за постановку, видит, что какой-то артист не обладает всеми необходимыми качествами для своей роли, он ведь может его и прикрыть — выстроить композицию так, что актерские недостатки не будут выглядеть провалом.

Нельзя сбрасывать со счетов и надежду на то, что в труппу придет другой актер, более подходящий на эту роль.

- Или что в изначально выбранном актере вдруг проявятся какие-то новые качества...

- А вот это пример Володи Пузанова — я имею в виду его роль Треплева, благодаря которой он разрушил некий закрепившийся за ним комический образ. Нередко бывает, что артист начинает безбожно эксплуатировать то, что востребовано публикой, — это требует меньших затрат. Но одновременно у него незаметно накапливается скепсис, неуверенность в себе, прикрываемая иронией, цинизмом. Вот тут-то как раз и необходимо доверие к режиссеру, чтобы разрушить устоявшиеся стереотипы. Искренне радуюсь, когда такое получается.

Русское ноу-хау

- Олег Алексеевич, во время разговора вы не раз подчеркнули значение репертуарного театра. Вариант Бродвея — это не для России?

- Вопрос, как дальше развиваться театру, периодически поднимается в околотеатральных кругах. Возможно, потому, что необходимо пересмотреть некоторые формы — скажем, смелее практиковать творческий обмен, привлекать на какие-то постановки артистов из других театров. Например, Наталья Горячева из Красноярского театра музкомедии успешно работает у нас в «Трехгрошовой опере», а наша актриса Катя Соколова — в Минусинском драмтеатре в «Наваждении Катерины». Никто ведь не отказывается от реформирования и улучшения того, что есть! Но недопустимо разрушать саму форму существования театра, которая вообще является нашей национальной гордостью, мощным очагом духовной культуры. Русский репертуарный театр — всемирное ноу-хау, которому завидуют и в Европе, и в Америке. Помнится, на одном из совещаний губернатор края Александр Хлопонин сказал, что сделал для себя открытие: когда создаются новые города, для их жителей важны не только жилищно-бытовые условия, но и наличие социально-культурных учреждений. Именно клубы, театры, библиотеки, концертные залы создают инфраструктуру и микроклимат этих городов. Что уж говорить о театре им. Пушкина, старейшем театре края, который появился больше 130 лет назад, строился на деньги и при участии горожан, пережил немало трудных времен! И сегодня красноярцы верны своему театру — как и прежде, приходят посмотреть на любимых артистов, радуются, когда в труппе появляются новые лица, люди по нескольку раз возвращаются на понравившиеся спектакли. Что опять же подтверждает значение репертуарного театра — именно в его условиях на протяжении многих лет можно следить за качеством спектаклей, профессиональным ростом артистов, за творческим развитием режиссуры.

- Аргументы убедительны, на них трудно что-либо возразить. Что ж, в завершение беседы раскройте, пожалуйста, секрет, чем побалуете в грядущем сезоне.

- Никаких секретов, у нас все прозрачно. (Улыбается.) Сезон откроется в начале октября, и первой его премьерой будет новая комедия Рэя Куни «Чисто семейное дело» — в России она пока нигде еще не ставилась. Затем мы представим новую сказку для наших маленьких зрителей, а к началу декабря я выпущу «Трамвай «Желание» Теннесси Уильямса. Во второй половине сезона намечены премьеры «Филумена Мортурано» Эдуардо де Филиппо с Галиной Саламатовой в главной роли (режиссер Александр Кузин) и «Темные аллеи» Бунина в моей постановке.

- А фестиваль «ДНК» состоится?

- Разумеется! Но, конечно же, хочется, чтобы фестиваль развивался и совершенствовался. И поэтому планируется, что в следующем году на «ДНК» приедет больше драматургов, — уже в этот раз было отчетливо видно, что публике особенно интересно пообщаться с автором произведения, это заметно оживляет дискуссию. А вскоре мы откроем специальный сайт фестиваля, куда любой автор сможет присылать свои пьесы — и не исключено, что что-то из них попадет в программу «ДНК».

Хотелось бы также привезти сюда побольше спектаклей по современной драматургии — например, в постановке «Театра.doc» или театра «Практика». Что, естественно, предполагает большее финансирование, но, как мне кажется, мы пришли в этом вопросе к пониманию с учредителем «ДНК» — Фондом Михаила Прохорова. Кстати, в рамках Красноярской книжной ярмарки в ноябре наш театр также проведет читки современной драматургии, в процессе обсуждения лишь их форма. Ну и наконец я сам планирую — и это должно стать доброй традицией — выпустить к фестивалю премьеру. На втором «ДНК» это будет «Лейтенант с острова Инишмор» Мартина Макдонаха — пьеса, которая никогда в России не ставилась. Как видите, в фестивальной программе есть определенная логика: мы показываем зрителям российскую действительность, отраженную нашими авторами. А в завершение — тоже современная действительность, но в отображении какой-то признанной в мире знаменитости. На первом «ДНК» это была антиутопия «Там, вдали» Кэрил Черчилл. Мне кажется, отличительная черта нашего фестиваля — не просто читки пьес, а их прочтение через призму режиссерского взгляда. Что заметно выделяет его среди других подобных фестивалей страны.

Елена Коновалова, Вечерний Красноярск

Назад к списку статей