Большие гастроли в г. Астрахани. День второй.
19 декабря 2017 г.

В утреннем эфире ТВ "Астрахань24" артисты театра Пушкина Виталий Козырев и Анастасия Медведева рассказали как проходят гастроли и чем интересен город Сибирякам, а также о том, как приняла астраханская публика спектакли Красноярского театра.

Вечером в Астраханском ТЮЗе театр Пушкина параллельно показал две постановки: в синем зале - "Лив Штайн", в красном - "Чайку". Спектакль Олега Рыбкина покорил публику сложными, но яркими декорациями, игрой актеров и режиссерскими находками.

Из отзываастраханских зрителей о спектакле "Чайка": "Сегодня в ТЮЗе завершаются гастроли Красноярского драматического театра им. А. С. Пушкина. Удалось выбраться на два их спектакля – «Чайку» Чехова и «Он, она, окно и тело» (более известный зрителю как «№ 13») Куни. Пост, собственно, посвящён «Чайке».

Самую знаменитую пьесу Чехова я, конечно, уже видела на сцене несколько раз. Но анонс Красноярского драмтеатра, что называется, брал на слабо: «Этот спектакль – для зрителей интеллектуальных, знакомых с классикой, но готовых воспринимать то, что предлагает современный европейский театр». Начало первого же действия, в котором Медведенко (Данил Коновалов) в полосатом исподнем домогается одетой лишь в чёрный купальник Маши (Екатерина Соколова), вызвало во мне скепсис: неужели влить «в старые меха канонического прочтения текста молодое вино нового содержания» (это тоже из анонса) режиссёр решил только при помощи откровенных сцен? Но вот эта демонически прекрасная Маша небрежно закидывает на Медведенко ногу, а он набрасывается на неё, как пёс на кость, жадно целуя – и пазл начинает складываться. Здесь всё уместно, продумано, выверено. И совсем не пошло.

Режиссёру Олегу Рыбкину действительно удалось увидеть персонажей пьесы глазами человека XXI века. Цепляющаяся за свою ускользающую молодость и красоту Аркадина (Людмила Михненкова), по-деревенски неотесанная и непосредственная Заречная (Ольга Белоброва), совершенно раздавленный Эдиповым комплексом и осознанием собственного ничтожества Треплёв (Владимир Пузанов), жалкий, но такой трогательный в заботе о «ребёночке» Медведенко и прочие герои в трактовке Рыбкина меньше всего походят на музейные экспонаты. Все они живые люди – страдающие, мечущиеся, обречённые на одиночество.

В спектакле есть совершенно блестящие сцены. Например, когда доведённая до отчаяния попыткой Тригорина (Яков Алленов) бросить её Аркадина чуть ли не насилует беллетриста, приговаривая: «Ты мой... ты мой... И этот лоб мой, и глаза мои, и эти прекрасные шелковистые волосы тоже мои... Ты весь мой». Кто скажет, что это чересчур, видимо никогда не сталкивался с любящей до исступления женщиной.

Или появление Нины Заречной во дворе дома Сорина ближе к финалу. Истерзанная, она карабкается по лестнице к той самой бочке, из которой выпрыгивала, играя в треплёвской «декадентской» пьесе. Только в одну реку нельзя войти дважды: и бочка уже не та, и Нина больше не наивная девочка, а «настоящая актриса», пережившая смерть ребёнка и предательство любимого человека.

А как пронзительна последняя встреча Нины и Кости! Казалось бы состоявшийся писатель, окруженный славой и женским вниманием (что символизируют преследующие его по пятам красотки в костюмах плейбой-заек), внезапно снова превращается в неуверенного мальчишку. Он мечется по сцене, не зная, как выразить свою нежность к любимой: кутает её в плед, подливает кипятку в таз, в котором она парит ноги, подаёт чай... Но как бы ни было тепло и уютно в гостиной, замёрзшую Нинину душу уже не отогреть.

«…Что ни строчка, то больной, натянутый нерв», – говорит Треплёв о письмах Заречной. Эти слова можно отнести и к спектаклю Рыбкина, каждую сцену которого пронизывает чеховский мотив неслучившейся жизни. Очень надеюсь, что это не последняя, а, как говорят суеверные артисты, крайняя встреча астраханского зрителя с этим режиссёром и этим театром.".